They're comming to take me away, ha-ha, they're going to take me away, ho-ho, hi-hi, ha-ha, to the funny farm! Where life is beauteful all the time and I'll be happy to see this nice young men in a clean white coats and they're coming to take me away
читать дальшеБилет№22.
2.В русской поэзии середины XIX века формируется жанр поэтического цикла, посвященного теме любви (цикл Н. А. Огарева «Buck der Liebe», А. Григорьева «Борьба», поэтический цикл А. Фета, обращенный кМ. Лазич). Жанр поэтического цикла в сравнении с отдельным лирическим стихотворением более емкий, позволяет проникнуть в глубины душевного мира человека, показать движение любовного чувства, отразить его тончайшие оттенки. «Денисьевский» цикл Ф. Тютчева и «панаевский» циклН. Некрасова ― ярчайшие образцы этого жанра.В отечественном литературоведении проблема сравнительно-сопоставительного анализа этих циклов изучена не достаточно полно. Исключение составляют работы Н. Н. Скатова и В. Н. Касаткиной, где затронуты частные аспекты этой проблемы.«Панаевский» и «денисьевский» циклы имеют реальную жизненную основу. В эпоху 50 ― 60-х годов углубляется психологический метод в творчестве писателей, усиливается интерес к человеку, к еговнутреннему миру, особенно к миру женской души. Тютчев и Некрасов создают в интимной лирикене традиционно один, а два характера: мужской и женский. Образ любимой женщины получает новое звучание и трактовку. Лирическая героиня предстает в поэтических циклах как подлинная героиня любви, отстаивающая право на личное чувство, на борьбу за него. Отношения героя и героинилирических циклов складываются по-разному. У Некрасова ― это союз равных в любви. В тютчевскойлирике утверждается фактическое неравенство героев. Ее чувство ― цельно, любовь к «нему» составляет смысл жизни, его чувство ― раздвоено, так как он не может полностью посвятить себя одной женщине (из-за чего герой испытывает жестокие уколы совести). Герой Тютчева, в отличие от герояНекрасова, пассивен, созерцателен.Для лирики обоих поэтов характерен драматизм, ощущение «жгучего страдания» (следствие «незаконности» любовных отношений), изображение героя не как морального и эстетического идеала,а как конкретного живого человека со всеми достоинствами и недостатками, характерна конкретность сцен и предметность обыденного мира (Некрасов назвал это «прозой любви»), сходство лирического цикла с романом (четко обозначены главные действующие лица, отношения героев даны в развитии ― «сюжет», наличие сквозных мотивов, особая манера изложения).Сравнительно-сопоставительный анализ открывает новые возможности изучения лирики Ф. И. Тютчеваи Н. А. Некрасова в школе, и особенно в классах гуманитарного профиля.
Билет№23.
1.Едва ли не главным в творчестве Н. С. Лескова было создание им ярких национальных характеров, замечательных своей нравственной чистотой и всечеловеческим обаянием. Писатель умел находить яркие русские характеры, притаившиеся в разных уголках родной страны, людей с обостренным чувством чести, сознанием своего долга, непримиримых к несправедливости и одухотворенных человеколюбием. Он рисовал тех, кто упорно, самоотверженно несет “бремя жизни”, всегда стремится помочь людям и готов постоять за правду-истину.
Его герои находятся далеко от бурных столкновений века. Они живут и действуют в родной глухомани, в русской провинции, чаще всего на периферии общественной жизни. Но это вовсе не означало, что Лесков уходил от современности. Как остро переживал писатель насущные нравственные проблемы! И вместе с тем он был убежден, что человек, который умеет смотреть вперед без боязни и не таять в негодованиях ни на прошлое, ни на настоящее, достоин называться творцом жизни. “Эти люди, ― писал он, ― стоя в стороне от главного исторического движения ... сильнее других делают историю”. Таких людей изображал Лесков в “Овцебыке” и “Соборянах”, в “Запечатленном ангеле” и “Захудалом роде”, в “Левше” и многих других рассказах и повестях. Удивительно непохожие друг на друга, они объединены одной, до поры скрытой, но неизменной думой о судьбах родины.
Мысль о России, о народе в переломные минуты духовных исканий со щемящей силой пробуждается в их сознании, возвышая до эпического величия их скромные жизненные деяния. Все они “своему Отечеству верно преданные”, “к своей родине привержены”. В глубине России, на краю света живет в сердцах незаметных героев любовь к родной земле. К ней обращены думы непокорного протопопа Туберозова (“Соборяне”), страстно порицающего обывателей в великой утрате заботы о благе родины. В речах героя, удаленного от столичных бурь, звучат идущие от безмерной любви слова: “О мягкосердечная Русь, как ты прекрасна!”. И не смиренная, раболепная кротость восхищает непокорного протопопа, нет: он весь под обаянием скромной, но великой силы доброго самоотвержения, готовый на подвиг и сопротивление злу.
И грезит протопоп о каком-то новом чудесном храме на Руси, где будет вольно и сладко дышать внукам. О счастье народа по-своему думает и “черноземный философ” Червев; этого счастья соотечественникам своим желает и “Дон-Кихот” Рогожин (“Захудалый род”): в горячечном бреду мечтает он освободить сотни тысяч людей в России... “Очень мне за народ умереть хочется”, ― говорит очарованный странник Иван Северьянович Флягин. И глубоко переживает этот “черноземный Телемак” свою причастность к родной земле. Какое великое чувство заключено в его незатейливом рассказе об одиночестве в татарском плену: “... тут глубине тоски дна нет... Зришь, сам не знаешь куда, и вдруг перед тобой отколь ни возьмись обозначается монастырь или храм, и вспомнишь крещеную землю и заплачешь”.
Наверное, в “Очарованном страннике”, как ни в каком другом произведении Лескова, высвечено то затейливое миропонимание, которое свойственно русскому человеку. Замечателен весь облик чистосердечного героя: неуемная сила духа, богатырское озорство, неистребимая жизненность и чрезмерность в увлечениях, чуждая умеренности добродетельного мещанина и покорной благосмиренности, и широта его души, отзывчивость к чужому горю.
Глубокое ощущение нравственной красоты “одолевает дух” лесковских праведников. “У нас не переводились, да и не переведутся праведники” ― так начинается рассказ “Кадетский монастырь”, в котором “люди высокие, люди такого ума, сердца и честности, что лучших, кажется, и искать незачем” предстают в своей многотрудной обыденной жизни ― воспитателей и наставников юных кадетов. Их нетрафаретное, глубоко мудрое отношение к воспитанию содействовало становлению в воспитанниках того духа товарищества, духа взаимопомощи и сострадания, который придает всякой среде теплоту и жизненность, с утратой которых люди перестают быть людьми.
Среди героев Лескова и знаменитый Левша ― воплощение природной русской талантливости, трудолюбия, терпения и веселого добродушия. “Где стоит “Левша” ― замечает Лесков, подчеркивая обобщающую мысль своего произведения, ― надо читать “русский народ”.
Билет№25.
1. Что составляет конфликт пьесы Чехова “Вишневый сад”? Что является в ней той “пружиной”, которая движет действиями, переживаниями и размышлениями героев? На первый взгляд в произведении дана четкая расстановка социальных сил в русском обществе рубежа XIX―XX веков и обозначена борьба между ними: уходящее дворянство ― Раневская и Гаев; поднимающаяся буржуазия ― Лопахин; новые революционные силы, идущие им на смену, ― Петя и Аня. Социальные мотивы присутствуют и в характерах действующих лиц: барская беспечность помещиков, их практическая беспомощность; буржуазная деловитость купца; открытость молодежи, устремленной в “светлое будущее”. Однако центральное с виду событие ― борьба за вишневый сад ― лишено того значения, какого, казалось бы, требует сама логика расстановки действующих лиц. Конфликт, основанный на противоборстве социальных сил, у Чехова приглушен. Лопахин, русский буржуа, лишен хищнической хватки и агрессивности по отношению к дворянам Раневской и Гаеву, которые нисколько не сопротивляются ему. Получается так, словно бы имение само плывет ему в руки, а он как бы нехотя покупает вишневый сад. В чем же главный узел драматического конфликта? Вероятно, не в экономическом банкротстве Раневской и Гаева. Ведь уже в самом начале комедии у них есть прекрасный вариант материального процветания, по доброте сердечной предложенный тем же Лопахиным: сдать сад в аренду под дачи. Но герои от него отказываются. Почему? Очевидно, потому, что драма их существования более глубока, чем элементарное разорение, глубока настолько, что деньгами ее не поправишь и угасающую в героях волю к жизни не вернешь. Драма жизни заключается в разладе самых существенных ее основ. И потому у всех героев пьесы есть ощущение временности своего пребывания в мире, чувство постепенного истощения и отмирания тех форм жизни, которые когда-то казались вечными. В пьесе все живут в ожидании надвигающегося рокового конца. Распадаются старые основы жизни и вовне, и в душах людей, а новые еще не народились, в лучшем случае они только предчувствуются, причем не только молодыми героями драмы. Тот же Лопахин говорит: “Иной раз, когда не спится, я думаю: "Господи, ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами"”. Грядущее задает людям вопрос, на который они, по своей человеческой слабости, не в состоянии дать ответа. Оттого и присутствует в чеховских героях ощущение обреченности их существования. С самого начала перед нами люди, тревожно прислушивающиеся к чему-то неотвратимому, что сулит грядущее. Оно не только в известной всем роковой дате 22 августа, когда имение будет продано. Есть в этой дате и иной символический смысл ― абсолютного конца целого тысячелетнего уклада русской жизни. В свете этого абсолютного конца призрачны все разговоры, неустойчивы отношения. Люди как бы исключены на добрую половину своего существования из потока жизни, который постоянно набирает темп... они живут и чувствуют вполсилы, они безнадежно опаздывают и отстают. (С этой точки зрения символична и кольцевая композиция пьесы, связанная с мотивом опоздания сначала к приходу, а затем к отходу поезда.) Чеховские героя глуховаты по отношению друг к другу не потому, что они эгоисты, а потому, что в их ситуации полнокровное общение оказывается невозможным. Они рады бы достучаться друг до друга, но что-то постоянно “отзывает” их. Герои слишком погружены в переживание внутренней драмы, с грустью оглядываясь назад и с робкими надеждами всматриваясь вперед. Настоящее остается вне сферы главного их внимания, а потому и на полноценные, чуткие взаимоотношения им просто не хватает сил. Перед лицами надвигающихся перемен победа Лопахина ― условная победа, как поражение Раневской ― условное поражение. Уходит время для тех и других. Через всю пьесу тянется мотив ускользающего времени. Время идет! Но кому суждено быть творцом новой жизни, кто посадит новый сад? Жизнь не дает пока ответа на этот вопрос. Готовность есть как будто бы у Пети и Ани. И там, где Трофимов говорит о неустроенности жизни старой и зовет к жизни новой, автор ему сочувствует. Но в рассуждениях героя нет личной силы, в них много лишь слов, похожих на заклинания. К тому же он “вечный студент”, “облезлый барин”, то есть даже самого себя поставить не может. Не такие люди овладевают жизнью и становятся ее творцами и хозяевами. Напротив, жизнь сама Петю изрядно потрепала. Подобно всем недотепам в пьесе, он нескладен и бессилен перед нею. Молодость, неопытность и жизненная неприспособленность подчеркнуты и 8 Ане. Это прежде всего ребенок, не знающий жизни. Россия, как она виделась Чехову на рубеже двух веков, еще не выработала в себе действенный идеал человека. В ней зреют предчувствия грядущего переворота, но люди пока к нему не готовы. Лучи правды, человечности и красоты есть в каждом герое “Вишневого сада”. Добро тайно светит повсюду, но солнца нет. В финале пьё"сы создается ощущение, что жизнь кончается для всех и это не случайно. Герои не поднялись на высоту, которой требует от них предстоящее испытание.
2.
Библия в целом и Новый Завет, в частности, занимают совершенно особое место в романе Достоевского «Преступление и наказание». Это произведение по праву считается шедевром даже среди пяти великих романов этого писателя. Он как бы своеобразный эпицентр его творчества, в нем заложены зерна всех тех идей, что будут подробнее разрабатываться в других его произведениях.В центре «Преступления и наказания» помещен эпизод чтения XI главы Евангелия от Иоанна о воскрешении Лазаря. Эта сцена формирует вокруг себя остальную ткань романа.Раскольников совершил злодеяние, он должен «уверовать» и покаяться. Это и будет его духовным очищением. Герой обращается к Евангелию и должен, по мысли Достоевского, найти там ответы на мучающие его вопросы, должен постепенно переродиться, перейти в новую для него действительность. Достоевский проводит идею, что человек, совершивший грех, способен духовно воскреснуть, если уверует в Христа и примет его нравственные заповеди.Образ воскресения Раскольникова действительно связан с евангельским повествованием о воскрешении Лазаря Христом, которое читает Раскольникову Соня. Сама же Соня при чтении мысленно сравнивает его с иудеями, присутствовавшими при совершении неслыханного чуда воскрешения уже смердящего Лазаря и уверовавшими во Христа. А в конце романа, когда Соня издали сопровождает Раскольникова, отправившегося в свой крестный путь - добровольно признаться в совершенном им преступлении и понести соответствующее наказание, главный герой явно сопоставляется со Христом, за которым на Его крестном пути издали следовали жены-мироносицы.То есть получается, что Раскольников романа воплощает сразу три персонажа: и самого Лазаря, и сомневавшихся иудеев, и даже Христа.Преступление и наказание ― лишь незначительная часть евангельского сюжета. Роман заканчивается в тот момент, когда «вышел умерший» и Иисус сказал: «развяжите его; пусть идет». Последние слова, прочитанные Соней Раскольникову ― уже не о романном сюжете, но о воздействии, которое должно быть им оказано на читателей. Недаром эти слова выделены Достоевским курсивом: «Тогда многие из иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в Него».Для Достоевского использование библейских мифов и образов ― не самоцель. Они служили иллюстрациями для его размышлений о трагических судьбах мира, России и человеческой души как части мировой цивилизации. Залогом возрождения всего этого Достоевский считал обращение к идее Христа.
2.В русской поэзии середины XIX века формируется жанр поэтического цикла, посвященного теме любви (цикл Н. А. Огарева «Buck der Liebe», А. Григорьева «Борьба», поэтический цикл А. Фета, обращенный кМ. Лазич). Жанр поэтического цикла в сравнении с отдельным лирическим стихотворением более емкий, позволяет проникнуть в глубины душевного мира человека, показать движение любовного чувства, отразить его тончайшие оттенки. «Денисьевский» цикл Ф. Тютчева и «панаевский» циклН. Некрасова ― ярчайшие образцы этого жанра.В отечественном литературоведении проблема сравнительно-сопоставительного анализа этих циклов изучена не достаточно полно. Исключение составляют работы Н. Н. Скатова и В. Н. Касаткиной, где затронуты частные аспекты этой проблемы.«Панаевский» и «денисьевский» циклы имеют реальную жизненную основу. В эпоху 50 ― 60-х годов углубляется психологический метод в творчестве писателей, усиливается интерес к человеку, к еговнутреннему миру, особенно к миру женской души. Тютчев и Некрасов создают в интимной лирикене традиционно один, а два характера: мужской и женский. Образ любимой женщины получает новое звучание и трактовку. Лирическая героиня предстает в поэтических циклах как подлинная героиня любви, отстаивающая право на личное чувство, на борьбу за него. Отношения героя и героинилирических циклов складываются по-разному. У Некрасова ― это союз равных в любви. В тютчевскойлирике утверждается фактическое неравенство героев. Ее чувство ― цельно, любовь к «нему» составляет смысл жизни, его чувство ― раздвоено, так как он не может полностью посвятить себя одной женщине (из-за чего герой испытывает жестокие уколы совести). Герой Тютчева, в отличие от герояНекрасова, пассивен, созерцателен.Для лирики обоих поэтов характерен драматизм, ощущение «жгучего страдания» (следствие «незаконности» любовных отношений), изображение героя не как морального и эстетического идеала,а как конкретного живого человека со всеми достоинствами и недостатками, характерна конкретность сцен и предметность обыденного мира (Некрасов назвал это «прозой любви»), сходство лирического цикла с романом (четко обозначены главные действующие лица, отношения героев даны в развитии ― «сюжет», наличие сквозных мотивов, особая манера изложения).Сравнительно-сопоставительный анализ открывает новые возможности изучения лирики Ф. И. Тютчеваи Н. А. Некрасова в школе, и особенно в классах гуманитарного профиля.
Билет№23.
1.Едва ли не главным в творчестве Н. С. Лескова было создание им ярких национальных характеров, замечательных своей нравственной чистотой и всечеловеческим обаянием. Писатель умел находить яркие русские характеры, притаившиеся в разных уголках родной страны, людей с обостренным чувством чести, сознанием своего долга, непримиримых к несправедливости и одухотворенных человеколюбием. Он рисовал тех, кто упорно, самоотверженно несет “бремя жизни”, всегда стремится помочь людям и готов постоять за правду-истину.
Его герои находятся далеко от бурных столкновений века. Они живут и действуют в родной глухомани, в русской провинции, чаще всего на периферии общественной жизни. Но это вовсе не означало, что Лесков уходил от современности. Как остро переживал писатель насущные нравственные проблемы! И вместе с тем он был убежден, что человек, который умеет смотреть вперед без боязни и не таять в негодованиях ни на прошлое, ни на настоящее, достоин называться творцом жизни. “Эти люди, ― писал он, ― стоя в стороне от главного исторического движения ... сильнее других делают историю”. Таких людей изображал Лесков в “Овцебыке” и “Соборянах”, в “Запечатленном ангеле” и “Захудалом роде”, в “Левше” и многих других рассказах и повестях. Удивительно непохожие друг на друга, они объединены одной, до поры скрытой, но неизменной думой о судьбах родины.
Мысль о России, о народе в переломные минуты духовных исканий со щемящей силой пробуждается в их сознании, возвышая до эпического величия их скромные жизненные деяния. Все они “своему Отечеству верно преданные”, “к своей родине привержены”. В глубине России, на краю света живет в сердцах незаметных героев любовь к родной земле. К ней обращены думы непокорного протопопа Туберозова (“Соборяне”), страстно порицающего обывателей в великой утрате заботы о благе родины. В речах героя, удаленного от столичных бурь, звучат идущие от безмерной любви слова: “О мягкосердечная Русь, как ты прекрасна!”. И не смиренная, раболепная кротость восхищает непокорного протопопа, нет: он весь под обаянием скромной, но великой силы доброго самоотвержения, готовый на подвиг и сопротивление злу.
И грезит протопоп о каком-то новом чудесном храме на Руси, где будет вольно и сладко дышать внукам. О счастье народа по-своему думает и “черноземный философ” Червев; этого счастья соотечественникам своим желает и “Дон-Кихот” Рогожин (“Захудалый род”): в горячечном бреду мечтает он освободить сотни тысяч людей в России... “Очень мне за народ умереть хочется”, ― говорит очарованный странник Иван Северьянович Флягин. И глубоко переживает этот “черноземный Телемак” свою причастность к родной земле. Какое великое чувство заключено в его незатейливом рассказе об одиночестве в татарском плену: “... тут глубине тоски дна нет... Зришь, сам не знаешь куда, и вдруг перед тобой отколь ни возьмись обозначается монастырь или храм, и вспомнишь крещеную землю и заплачешь”.
Наверное, в “Очарованном страннике”, как ни в каком другом произведении Лескова, высвечено то затейливое миропонимание, которое свойственно русскому человеку. Замечателен весь облик чистосердечного героя: неуемная сила духа, богатырское озорство, неистребимая жизненность и чрезмерность в увлечениях, чуждая умеренности добродетельного мещанина и покорной благосмиренности, и широта его души, отзывчивость к чужому горю.
Глубокое ощущение нравственной красоты “одолевает дух” лесковских праведников. “У нас не переводились, да и не переведутся праведники” ― так начинается рассказ “Кадетский монастырь”, в котором “люди высокие, люди такого ума, сердца и честности, что лучших, кажется, и искать незачем” предстают в своей многотрудной обыденной жизни ― воспитателей и наставников юных кадетов. Их нетрафаретное, глубоко мудрое отношение к воспитанию содействовало становлению в воспитанниках того духа товарищества, духа взаимопомощи и сострадания, который придает всякой среде теплоту и жизненность, с утратой которых люди перестают быть людьми.
Среди героев Лескова и знаменитый Левша ― воплощение природной русской талантливости, трудолюбия, терпения и веселого добродушия. “Где стоит “Левша” ― замечает Лесков, подчеркивая обобщающую мысль своего произведения, ― надо читать “русский народ”.
Билет№25.
1. Что составляет конфликт пьесы Чехова “Вишневый сад”? Что является в ней той “пружиной”, которая движет действиями, переживаниями и размышлениями героев? На первый взгляд в произведении дана четкая расстановка социальных сил в русском обществе рубежа XIX―XX веков и обозначена борьба между ними: уходящее дворянство ― Раневская и Гаев; поднимающаяся буржуазия ― Лопахин; новые революционные силы, идущие им на смену, ― Петя и Аня. Социальные мотивы присутствуют и в характерах действующих лиц: барская беспечность помещиков, их практическая беспомощность; буржуазная деловитость купца; открытость молодежи, устремленной в “светлое будущее”. Однако центральное с виду событие ― борьба за вишневый сад ― лишено того значения, какого, казалось бы, требует сама логика расстановки действующих лиц. Конфликт, основанный на противоборстве социальных сил, у Чехова приглушен. Лопахин, русский буржуа, лишен хищнической хватки и агрессивности по отношению к дворянам Раневской и Гаеву, которые нисколько не сопротивляются ему. Получается так, словно бы имение само плывет ему в руки, а он как бы нехотя покупает вишневый сад. В чем же главный узел драматического конфликта? Вероятно, не в экономическом банкротстве Раневской и Гаева. Ведь уже в самом начале комедии у них есть прекрасный вариант материального процветания, по доброте сердечной предложенный тем же Лопахиным: сдать сад в аренду под дачи. Но герои от него отказываются. Почему? Очевидно, потому, что драма их существования более глубока, чем элементарное разорение, глубока настолько, что деньгами ее не поправишь и угасающую в героях волю к жизни не вернешь. Драма жизни заключается в разладе самых существенных ее основ. И потому у всех героев пьесы есть ощущение временности своего пребывания в мире, чувство постепенного истощения и отмирания тех форм жизни, которые когда-то казались вечными. В пьесе все живут в ожидании надвигающегося рокового конца. Распадаются старые основы жизни и вовне, и в душах людей, а новые еще не народились, в лучшем случае они только предчувствуются, причем не только молодыми героями драмы. Тот же Лопахин говорит: “Иной раз, когда не спится, я думаю: "Господи, ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами"”. Грядущее задает людям вопрос, на который они, по своей человеческой слабости, не в состоянии дать ответа. Оттого и присутствует в чеховских героях ощущение обреченности их существования. С самого начала перед нами люди, тревожно прислушивающиеся к чему-то неотвратимому, что сулит грядущее. Оно не только в известной всем роковой дате 22 августа, когда имение будет продано. Есть в этой дате и иной символический смысл ― абсолютного конца целого тысячелетнего уклада русской жизни. В свете этого абсолютного конца призрачны все разговоры, неустойчивы отношения. Люди как бы исключены на добрую половину своего существования из потока жизни, который постоянно набирает темп... они живут и чувствуют вполсилы, они безнадежно опаздывают и отстают. (С этой точки зрения символична и кольцевая композиция пьесы, связанная с мотивом опоздания сначала к приходу, а затем к отходу поезда.) Чеховские героя глуховаты по отношению друг к другу не потому, что они эгоисты, а потому, что в их ситуации полнокровное общение оказывается невозможным. Они рады бы достучаться друг до друга, но что-то постоянно “отзывает” их. Герои слишком погружены в переживание внутренней драмы, с грустью оглядываясь назад и с робкими надеждами всматриваясь вперед. Настоящее остается вне сферы главного их внимания, а потому и на полноценные, чуткие взаимоотношения им просто не хватает сил. Перед лицами надвигающихся перемен победа Лопахина ― условная победа, как поражение Раневской ― условное поражение. Уходит время для тех и других. Через всю пьесу тянется мотив ускользающего времени. Время идет! Но кому суждено быть творцом новой жизни, кто посадит новый сад? Жизнь не дает пока ответа на этот вопрос. Готовность есть как будто бы у Пети и Ани. И там, где Трофимов говорит о неустроенности жизни старой и зовет к жизни новой, автор ему сочувствует. Но в рассуждениях героя нет личной силы, в них много лишь слов, похожих на заклинания. К тому же он “вечный студент”, “облезлый барин”, то есть даже самого себя поставить не может. Не такие люди овладевают жизнью и становятся ее творцами и хозяевами. Напротив, жизнь сама Петю изрядно потрепала. Подобно всем недотепам в пьесе, он нескладен и бессилен перед нею. Молодость, неопытность и жизненная неприспособленность подчеркнуты и 8 Ане. Это прежде всего ребенок, не знающий жизни. Россия, как она виделась Чехову на рубеже двух веков, еще не выработала в себе действенный идеал человека. В ней зреют предчувствия грядущего переворота, но люди пока к нему не готовы. Лучи правды, человечности и красоты есть в каждом герое “Вишневого сада”. Добро тайно светит повсюду, но солнца нет. В финале пьё"сы создается ощущение, что жизнь кончается для всех и это не случайно. Герои не поднялись на высоту, которой требует от них предстоящее испытание.
2.
Библия в целом и Новый Завет, в частности, занимают совершенно особое место в романе Достоевского «Преступление и наказание». Это произведение по праву считается шедевром даже среди пяти великих романов этого писателя. Он как бы своеобразный эпицентр его творчества, в нем заложены зерна всех тех идей, что будут подробнее разрабатываться в других его произведениях.В центре «Преступления и наказания» помещен эпизод чтения XI главы Евангелия от Иоанна о воскрешении Лазаря. Эта сцена формирует вокруг себя остальную ткань романа.Раскольников совершил злодеяние, он должен «уверовать» и покаяться. Это и будет его духовным очищением. Герой обращается к Евангелию и должен, по мысли Достоевского, найти там ответы на мучающие его вопросы, должен постепенно переродиться, перейти в новую для него действительность. Достоевский проводит идею, что человек, совершивший грех, способен духовно воскреснуть, если уверует в Христа и примет его нравственные заповеди.Образ воскресения Раскольникова действительно связан с евангельским повествованием о воскрешении Лазаря Христом, которое читает Раскольникову Соня. Сама же Соня при чтении мысленно сравнивает его с иудеями, присутствовавшими при совершении неслыханного чуда воскрешения уже смердящего Лазаря и уверовавшими во Христа. А в конце романа, когда Соня издали сопровождает Раскольникова, отправившегося в свой крестный путь - добровольно признаться в совершенном им преступлении и понести соответствующее наказание, главный герой явно сопоставляется со Христом, за которым на Его крестном пути издали следовали жены-мироносицы.То есть получается, что Раскольников романа воплощает сразу три персонажа: и самого Лазаря, и сомневавшихся иудеев, и даже Христа.Преступление и наказание ― лишь незначительная часть евангельского сюжета. Роман заканчивается в тот момент, когда «вышел умерший» и Иисус сказал: «развяжите его; пусть идет». Последние слова, прочитанные Соней Раскольникову ― уже не о романном сюжете, но о воздействии, которое должно быть им оказано на читателей. Недаром эти слова выделены Достоевским курсивом: «Тогда многие из иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в Него».Для Достоевского использование библейских мифов и образов ― не самоцель. Они служили иллюстрациями для его размышлений о трагических судьбах мира, России и человеческой души как части мировой цивилизации. Залогом возрождения всего этого Достоевский считал обращение к идее Христа.